Всё сметено могучим ураганом,
И нам недолго осталось кочевать.
Махнём, мой друг, в шатры с тобой к цыганам,
Там не умеют долго горевать.
Я не буду ничего писать от себя. Читайте классиков, смотрите картинки, слушайте музыку.
Поехали!
Возле бывшей фактории Гутчисона и K° он чуть придержал упряжку, чтобы глянуть на термометр. Ртутный столбик показывал потепление – всего 19 градусов ниже нуля… Был месяц март.
— Валентин Пикуль, Богатство
Плевать! – Траппер шагнул из лавки на мороз. Собаки дружно поднялись, разом отряхнувшись от снега.
…Он уже давно облюбовал для охоты нелюдимые загорья и заречья Камчатки, и он не любил, если его спрашивали – откуда родом, когда сюда пришел и зачем? Лишь изредка траппер навещал уездный град Петропавловск, где сдавал пушнину в имперскую казну, а закупив провизии для зимовья, снова надолго исчезал в до ужаса безмолвных долинах. Слегка тронув потяг вожака, он сказал:
– Кхо!
Упряжка сразу взяла нарты, аллюром.
— Валентин Пикуль, Богатство
Если осведомиться у камчадалов о происхождении ветра, они заявляют уверенным тоном, что бог Кутка создал в облаках мужчину по имени Балакитг и дал ему хозяйку по имени Савина Ку-хагт. Этот Балакитг получил от бога чрезвычайно длинные и курчавые волосы. Когда ему велят производить ветер, он трясет своими кудрями над определенной местностью, притом так долго и так сильно, сколько богу угодно продлить более или менее сильный ветер; когда же он утомится, то наступает хорошая погода. Когда этот производитель ветров уезжает из дому, его хозяйка румянится красной морской травой, чтобы сильнее понравиться своему мужу при его возвращении; если муж вовремя приходит домой, она очень этим довольна; если же он не возвращается до утра, то она видит, что нарумянилась понапрасну; она принимается плакать, и, таким образом, наступают дождливые дни и продолжаются до тех пор, пока ее муж, производитель ветров, не вернется домой. Таким путем туземцы, в своей комической склонности и курьезном стремлении философствовать и не оставлять ничего без объяснения, стараются объяснить появление утренней и вечерней зорь и связать их с характером погоды.
— Георг Стеллер. «Описание земли Камчатки»
Черных медведей, называющихся «гаас», на Большой реке — «газа», водится на всей Камчатке неописуемое множество; их можно видеть целыми стадами, бродящими по полям, и они, несомненно, опустошили бы всю Камчатку, не будь они ручнее, миролюбивее и добродушнее, чем где-либо на всем белом свете. Весною эти звери толпами спускаются с гор, от истоков рек, куда они осенью отправились в поисках пищи и для зимовки. Они добираются до устьев этих рек и, стоя на берегу, ловят рыбу, которую выбрасывают на берег, и если в это время рыба водится в изобилии, то поедают, подобно собакам, одни только рыбьи головы. Находя где-нибудь растянутую сеть с уловом, медведи вытаскивают ее из воды и вынимают оттуда всю рыбу. С приближением осени, когда рыба идет дальше вверх по течению рек, они постепенно следуют за нею в горы. Встретив медведя, ительмен ограничивается только приветствием и издали предлагает ему поддерживать с ним дружбу. Впрочем, девушки и женщины, собирая на торфяниках колосья или сарану и наткнувшись на стадо медведей, нисколько от этого не смущаются. Если и случается, что какой-нибудь из медведей направится к ним, то он делает это только для того, чтобы отнять у них и пожрать собранные ими ягоды. Вообще же звери эти никогда не нападают на человека, разве что если тот помешает их сну. Редко бывает, чтобы медведь набросился на охотника, независимо от того, подстрелен ли он или нет. Медведи так наглеют, что, подобно ворам, вламываются в амбары и дома, где перерывают все попадающееся им на глаза.
— Георг Стеллер. «Описание земли Камчатки»
Удивительнее всего то, что во всей стране не найти ни лягушек, ни жаб, ни змей. Зато всюду во множестве попадаются ящерицы. Ительмены считают этих пресмыкающихся шпионами и соглядатаями владыки преисподней, который посылает их к людям на разведку, и провозвестниками близкой смерти. Поэтому туземцы чрезвычайно внимательно следят за ними. Заметив ящерицу, они тотчас же бросаются к ней с ножом и разрезают ее на куски, чтобы она ничего не могла сообщить о них в преисподнюю; если же ящерице удается спастись, то это очень печалит ительменов, и они начинают ждать неминуемой смерти, которая иногда действительно наступает — либо вследствие их настроения, либо случайно, что еще больше укрепляет ительменов в их мнении насчет ящериц.
— Георг Стеллер. «Описание земли Камчатки»
Что же вообще касается представлений ительменов о божестве и духах и всего их религиозного учения, то у них в этом отношении наблюдается полная неразбериха: их мысли бессвязны, не продуманы, маловероятны и настолько курьезны, что сначала мне совершенно не верилось, что они высказывали все это вполне серьезно, и я первоначально усматривал в этом одну только забаву. Благодаря своему чрезвычайно живому воображению ительмены стараются объяснить решительно все явления, не оставляя ничего, даже мелочи, без соответствующей критики; так, например, их интересует даже мышление рыб и птиц. При этом, однако, они совершают ту ошибку, что ни одной вещи они хорошенько не продумывают, но верят ей, как бы она ни была неправдоподобна и смехотворна. Основными столпами их веры являются antiquites sententiae (древность мнения) и auctoritas patrum (авторитет предков). Их утверждения могут быть без особого труда отвергнуты, и они легко склоняются на разумные доводы и более обоснованные мнения. Вообще же они очень легко отказываются от своих представлений безо всякой критики, лишь бы их убедили, что их верования неправильны. С другой стороны, их мало интересует замена отброшенных мнений новыми, лучшими. В таких случаях они вообще не верят ни во что и чувствуют себя при этом прекрасно. Я переспросил свыше сотни людей, неужели им при созерцании неба, звезд, солнца и других явлений никогда не приходила мысль о необходимости существования бога, который все это устроил так мудро и которого за его великое могущество и за множество даруемых им благ следует столько же любить, сколько и бояться. На это они мне без обиняков отвечали, что подобные мысли им никогда не приходят, что они никогда по этому поводу не испытывали ни чувства страха, ни любви, ни желания познать все это, да и сейчас не испытывают ничего подобного, и что они чрезвычайно рады своему неведению, подобно тому, как я могу радоваться своей мудрости.
— Георг Стеллер. «Описание земли Камчатки»
По представлению ительменов, этот Хаэч является первым в подземном мире лицом; при приеме умерших и вновь там воскресших ительменов он поступает с ними по-разному: прибывшему туда в новой, красивой и очень хорошей кухлянке или шубе из собачьего меха и приехавшему на санях, в которые впряжены крупные, сильные и хорошо откормленные псы, он дает малоценную, старую и поношенную шубу и плохих собак, тому же, кто приехал в плохой одежде и на плохой упряжке и жил на земле в бедности, он дарит новую шубу, хороших собак и предоставляет ему лучшее и более выгодное в смысле питания место, чем прочим {Этим они, по-видимому, удерживают друг друга от стремления к накоплению богатств способствуют до известной степени установлению равенства и безопасности. — Прим. Стеллера.}. И вот покойники начинают там жизнь, схожую со здешней, строят остроги, балаганы, ловят рыбу, зверей и птиц, едят, пьют, поют и пляшут. По уверению ительменов, в преисподней гораздо веселее и приятнее, чем на земле: там меньше бурь, дождей и снега, чем на Камчатке, население чрезвычайно многочисленно и всего есть вдоволь; одним словом, там все устроено так, как было устроено вначале, во времена Кутки, на Камчатке. Они уверены, что жизнь на земле с течением времени ухудшается, что людей становится все меньше и меньше, да и остающиеся порочнее прежних, что пища также убывает, потому что и животные вместе с людьми спешат перебраться в преисподнюю, например медведи с убивающими их охотниками, северные олени и каменные бараны вместе с убивающими их стариками. Величайшим и лучшим счастьем, какое только может выпасть на долю человека после его смерти, является, по мнению ительменов, такой случай, когда его пожирают прекрасные собаки, ибо это гарантирует ему владение ими в подземном мире.
— Георг Стеллер. «Описание земли Камчатки»
1) Грех — купаться в горячих источниках и даже близко подходить к ним, потому что духи камулы занимаются там варкою своей пищи.
2) Грех — соскребать снег с обуви ножами вне жилища, так как это вызывает буйные ветры.
3) Грех — босыми зимою выходить из жилища: это также вызывает ветры. Hoc ventrum, sed inventra (это от ветров, но желудочных).
4) Грех — накалывать уголек на нож и этим зажигать табак; уголек следует брать голыми руками.
5) Когда муж уходит на промысел, жена не должна убирать жилье или шить: этим она заметает след зверя.
6) Никогда не следует в одном котле одновременно варить рыбу и мясо или мясо сухопутных и морских животных: это противоестественно и плохо отражается на промысле, а у людей появляются на теле нарывы.
7) Грех — внести в юрту первую убитую или пойманную лисицу.
8) У первого пойманного морского бобра следует отрезать голову, иначе не добыть второго.
9) Большим грехом считается пение в момент внесения в жилище свежей собольей шкурки.
10) Если кому-нибудь из ительменов удается убить выдру, они едят ее мясо, хотя это считается грехом. Однако выдру нельзя приносить домой или класть на нарты: ее следует тащить по земле. Если кто-нибудь и начнет рассказывать, что ему удалось убить выдру, все в большом страхе выбегают из жилья, захватывая с собою все имущество, точь-в-точь, как если бы был пожар, и словно опасаясь большого несчастья. Шкуру с выдры нужно содрать в лесу и высушить. Если ее принесут домой, то ее следует вымазать слюною и рыбьею икрою, и при этом хорошенько, причем шкуру никогда не надо просто вешать, а надо всегда предварительно сунуть ее в мешок.
11) В пути нельзя точить ни нож, ни топор, иначе поднимается буря.
12) Промокшую зимою обувь нельзя насаживать на кол для просушки, пока не прилетят трясогузки. После их прилета это уже не грех.
13) Если кто весной увидит первую трясогузку и окликнет ее, у того начнет шелушиться на ягодицах кожа.
14) Если кто ступает на след медведя, тот совершает очень большой грех и у того кожа начнет слезать со ступни.
— Георг Стеллер. «Описание земли Камчатки»
Дороги бывают в порядке не дольше одного, двух, трех дней, после чего их опять заметает снегом. В такую погоду приходится большую часть пути проделывать пешком, пробираясь по самому глубокому снегу, причем необходимо опираться на сани, чтобы не провалиться слишком глубоко в снег и не застрять в нем.
Лучшим для путешествия временем являются март и апрель, тогда снег бывает так плотен, что по нему всюду можно проехать, как бы по льду; в ту же пору прекращаются и штормовые ветры; но только тогда сильно загораешь на солнце и можно легко повредить себе зрение. Тем не менее, большинство поездок предпринимаются именно в это время.
Величайшую опасность представляет во время путешествий переменчивость погоды. Если вдруг поднимается метель, необходимо во что бы то ни стало добраться до какого-нибудь острога; если же это невозможно, пытаешься достигнуть леса, где опасность быть заваленным снегом и задохнуться меньше. Там ложишься рядом с собаками в снег и даешь ему совсем покрыть себя. Лежать таким образом приходится до тех пор, пока не прекратится буран, на что иногда требуется несколько дней и даже целая неделя. В это время собаки лежат под снегом совершенно смирно, а если же их донимает голод, они набрасываются на платье и обгрызают ремни на санях. Нельзя в достаточной мере надивиться на выносливость этих псов; в этом отношении они значительно превосходят лошадей.
— Георг Стеллер. «Описание земли Камчатки»
Если путешествуют несколько человек и метель не сразу поднимается с большою силою, то складывают в виде шалаша древесные ветви, покрывают их снегом и под ними пережидают непогоду. Ительмены облекаются при этом в свои парки и кухлянки, но не вдевают рук в рукава, вырывают в снегу яму, набрасывают туда ветки деревьев и дают снегу замести их; время от времени они кувыркаются в своей верхней одежде, надетой либо прямо на голое тело, либо на одну только рубаху, и катаются подобно шару, так что не разберешь ни головы, ни рук, проделывая все это таким образом, чтобы не сдвигать снег с его места. Там, где приходится рот, снег сам от дыхания тает, и людям под ним так тепло, что иногда даже пар от них валит. Но если одежда на них узка и плотно прилегает к телу, то, по их словам, невозможно вынести холод, да и платье от испарений становится сырым и холодным и не дает ни малейшего тепла.
— Георг Стеллер. «Описание земли Камчатки»
Иначе поступают, если не удается добраться до леса и приходится выдерживать бурю на обширных равнинах или беспредельных торфяниках. В таком случае выискиваешь себе высокий сугроб и зарываешься в него. При этом, однако, нельзя засыпать, чтобы не намело слишком много снега, который своею тяжестью может задавить человека или привести к тому, что он под ним задохнется. Поэтому встаешь через каждые четверть часа, стряхиваешь с себя снежный покров и снова ложишься. А так как восточные и юго-восточные ветры обычно наносят много сырого снегу, нередко бывает, что люди, искавшие спасения в сугробах и старавшиеся не задохнуться под снегом, замерзают, если метель, как это обычно бывает, заканчивается ветром северным. Казаки называют такое пережидание метели термином «отлежаться к погоде».
Кроме метелей, опасность и трудность зимних путешествий усугубляет обилие рек, редко замерзающих даже в самые суровые зимы и при наступлении более мягкой погоды немедленно всюду вскрывающихся. Тут приходится вечно остерегаться, чтобы не провалиться сквозь лед и не утонуть; такие случаи бывают каждый год.
— Георг Стеллер. «Описание земли Камчатки»
Другое затруднение обусловливается густыми и малопроходимыми ивовыми лесами, постоянно попадающимися на пути. Пряморастущие деревья встречаются редко, и постоянно приходится пробивать себе дорогу между сучьями и ветвями, причем всегда рискуешь сломать себе руку или ногу или выбить себе глаз. Вследствие быстрого роста этих деревьев нельзя рассчитывать на то, что в таких лесах могут быть прорублены дороги или исправлены уже существующие просеки.
Вдобавок собакам присуща лукавая привычка тянуть и бежать изо всех сил, когда они добираются до такого леса, реки или крутого спуска в долину, так как они знают, что там они смогут скинуть хозяина и сломать сани, то есть освободиться таким образом от труда тащить тяжелый груз.
Но и при наилучшем состоянии дороги зимою оказываешься иногда в затруднительном положении из-за необходимости ночевать по две, три ночи и более под открытым небом. В таких случаях невозможно заставить ительменов разложить костер, чтобы сварить пищу или чтобы отогреться: туземцы вместе со своими псами довольствуются сушеною рыбою, ительмены надевают на себя кухлянки, снимают штаны, освобождают руки из рукавов и сидят целыми ночами на снегу, упершись в колени. В таком виде они напоминают птиц, и такая стоянка имеет поразительное сходство с собранием старых попорченных и расставленных кругом статуй. При этом нельзя в достаточной мере надивиться на их сладкий сон в таком неудобном положении, а также на присущую их телам естественную теплоту, противостоящую самому жестокому морозу. Когда они поутру покидают свои места, они такие теплые и румяные, как человек, проспавший ночь в жаркой комнате под хорошею периною.
— Георг Стеллер. «Описание земли Камчатки»
Два слова и несколько нот напоследок.
Фантастический полет над Тихим океаном, Охотским морем, Сибирью и Северным Ледовитым океаном. Можно было бы поставить Дэвида Боуи, но его слишком заездили, пусть остается на орбите. Слушаем Сплин.
